Ля гулю. Совершенно секретно

Удивительная судьба Влады Красильниковой

Резвый галльский гений подарил человечеству на исходе XIX века не только Эйфелеву башню, но и «Мулен Руж». Причём в одном и том же 1889 году. «Красная мельница», воздвигнутая у подножия Монмартра, хоть и не была никогда борделем, входила, согласно преданию, в так называемый «великокняжеский маршрут». Именно с «Мулен Руж» представители российской правящей династии начинали свои визиты в город на Сене.
Предание также гласит, что в те достопамятные времена танцовщицы отплясывали перед высокими гостями сумасшедший канкан без нижнего белья. Письменных свидетельств тому в архивах не обнаружено, хотя косвенным подтверждением служат написанные с любовью и знанием дела полотна Анри Тулуз-Лотрека. Великий певец борделей и канкана обессмертил своих героинь, которые одновременно были его музами и подругами. Легендарные Ля Гулю («Обжора»), Гриль д’Эгу («Канализационная решётка»), Нини Патзанэр («Лапки кверху») вписали несколько славных страниц в историю «Красной мельницы». Однако другой художник, петербуржец Александр Бенуа, обосновавшийся после революции на берегах Сены, был разочарован, увидев в ней лишь «пошлость, вульгарность и скуку».
В послевоенную эпоху на сцене «Мулен Руж» блистали Эдит Пиаф, Морис Шевалье, Шарль Азнавур. Сюда обязательно водили высокое московское начальство – министров, партийных деятелей и прочих бюрократов, которым, наверное, за всю их предыдущую жизнь не доводилось видеть столько обнажённой женской плоти, сколько за один вечер в «Мулен Руж». На такие «культпоходы» решались не все: многие боялись провокаций, считая, что их зазывают в заведение типа публичного дома. Но, между прочим, у посольства СССР во Франции была договорённость с дирекцией кабаре о том, чтобы с его гостей денег не брать. Зачем это было нужно хозяевам кабаре, до сих пор загадка.
Новые времена – новые нравы и имена. В середине 90-х годов ХХ века на сцене «Красной мельницы» засияла звезда русской танцовщицы Влады Красильниковой.
Нынешняя королева парижского канкана появилась на свет Божий в городе Уфе в спортивной семье. Мама – заслуженный тренер по художественной гимнастике, папа – известный фехтовальщик. Ничто, казалось, не предвещало головокружительной карьеры на подмостках одного из самых знаменитых кабаре мира. Когда Владе было пять лет, она 18 раз переболела воспалением лёгких. По ночам родители носили девочку на руках, ибо стоило её положить в кровать, как она начинала задыхаться. Единственное, что могли сделать врачи, – посоветовали семье сменить климат и отправиться туда, где солнечно, сухо и тепло. Красильниковы всё бросили и поехали в Туркмению. Здесь мама Влады создала первую в республике школу художественной гимнастики, а сама Влада стала мастером спорта. Профессионально занялась танцами. В 16 лет она отправилась покорять Москву. Выступала в мюзикле Максима Дунаевского «Американец в Перестройке», гастролировала с ним по Западной Европе. А потом пришло приглашение из Парижа...
Мы встретились с Владой весной 2002 года. К тому времени она уже была суперзвездой «Мулен Руж». Сегодня Влада, конечно, уже закончила выступать на сцене и полностью предалась любимому увлечению – фотографии, которое стало её новой профессией.
– Влада, вот уже скоро девять лет, как вы выступаете в «Мулен Руж», побив исторические рекорды Ля Гулю и прочих лотрековских героинь. Неужели этот сплошной канкан вам не надоел?
– Ни капельки... Я вот так самовыражаюсь и каждый раз на сцене стремлюсь придумать что-то новое. Поскольку я ещё занимаюсь фотографией, мне во время спектакля приходят новые идеи и неожиданные мысли о том, как и кого можно снять.
– Трудно ли было выучиться канкану – этому перманентному гвоздю муленружевской программы?
– Совсем нет. Я его танцевала ещё в России. Но здесь просто ритм сумасшедший. Надо уметь, как говорится, «кидать ноги за уши», да ещё падать с прыжка на шпагат, издавая при этом оглушительный визг.
– Что вы ещё исполняете помимо канкана?
– В течение вечера у меня двенадцать выходов, и у каждого свой характер. Начинаем мы с американского танца «фанки-фанки» в брюках и в кепках. Далее, как и подобает шоу-гёрлз, появляемся в красивой бижутерии, красных перьях, больших шляпах: чувствуешь себя настоящей женщиной. Затем следует любовный романтический номер, который заканчивается как в сказке: «...и они полюбили друг друга». Потом я возникаю в образе пантеры: это тоже нравится, потому что у меня зверский характер. На русский номер я выхожу в красных сапожках и в платье весом шесть килограммов, в котором вместе с ребятами кручу «карусель». В этом наряде я чувствую себя как дома: тяжело, но хорошо. Появляюсь я и в наряде Мэрилин Монро, вроде того, в котором Николь Кидман играла в фильме «Мулен Руж».
– Сколько ребят из России танцуют сейчас в «Мулен Руж»?
– Здесь нас собралась целая банда – девять девушек и пять молодых людей. В области балета и красоты русские по-прежнему впереди планеты всей. Мы понимаем друг друга с полуслова и время от времени собираемся вместе выпить стаканчик вина или чашку кофе.
– Неужели вашу крепкую дружбу не омрачают чувства ревности или зависти?
– Эти чувства совершенно нормальны для шоу-бизнеса. Если я скажу, что мои коллеги мне не завидуют, это будет неправда.
– А почему в «Мулен Руж» столько русских? Разве на родине канкана не осталось собственных специалисток этого дела?
– Остались, но мы их основательно задвинули.
– У вас в своё время, я помню, был слаженный дуэт с американкой Мишель...
– Кстати, у неё тоже славянские корни – дед был украинцем. Два месяца назад у неё закончился контракт. Она нашла здесь своё счастье и вместе с одним танцором уехала работать в южнокорейское кабаре.
– Говорят, в танце выражается душа народа...
– Не знаю, мне кажется, что любой народ всё равно загадка. Русские и французские танцы, на мой взгляд, объединяют озорство, весёлость и лихой нрав. Конечно, как и всё французское, канкан раскованнее, раскрепощённее.
– «С тебя шампанское, Уэльский!» – крикнула знаменитая танцовщица Ля Гулю принцу Уэльскому, будущему английскому королю Эдуарду VII, когда он в 1890 году инкогнито пришёл в «Мулен Руж». Вы могли бы потребовать шампанского у коронованной особы?
– Мы такие реплики себе не позволяем. На сцене надо уметь себя держать. Такое возможно в тех заведениях, что по соседству с нами, на Пляс Пигаль. А у нас – театр, в котором артистки шампанского не просят.
– Тем не менее шампанское остаётся фирменным напитком «Мулен Руж»...
– А как же: в год здесь выпивается около двухсот тысяч бутылок.
– Вы сами шампанское пьёте?
– Редко. Я не люблю газированных напитков. Я выбираю выпивку в зависимости от места, климата и ситуации. Во Франции предпочитаю хорошее красное вино, в Греции – узо. Чтобы поддержать компанию, могу выпить и рюмку водки.
– В «Мулен Руж» по-прежнему заходят именитые гости?
– Бывают и королевские семьи, и звёзды, которые обязательно приходят за кулисы, чтобы с нами сфотографироваться. У нас есть целый альбом таких фотографий. Из наших однажды появился Михаил Боярский. К сожалению, наших звёзд на Западе никто не знает.
– А наши рядовые соотечественники бывают?
– Очень часто. Иногда они кричат: «Молодцы, ребята!» Но на сцену не выбегают, ведут себя достойно. Я получаю письма от поклонников из разных городов России и из других стран. Одни пишут комплименты, другие просят автограф, третьи – предлагают выйти замуж.
– Почему названия всех спектаклей в «Мулен Руж» начинаются с буквы «Ф» – «Фру-фру», «Фамм-фамм-фамм», «Формидабль», «Феерия»?
– Такова традиция. Владельцы «Мулен Руж», братья Клерико, её свято придерживаются. Они люди суеверные и считают, что именно эта буква приносит успех.
– Какими данными нужно обладать, чтобы попасть на работу в такое шикарное кабаре?
– Красивая фигура и лицо, длинные ноги, хорошие технические данные, физическая подготовленность, а также отменное здоровье. Чтобы стать солисткой, нужно ещё быть личностью.
– Правда ли, что вы дебютировали в другом знаменитом кабаре – «Крейзи хорс», но не подошли там из-за роста?
– Я приехала во Францию по приглашению «Крейзи хорс». Его покойный создатель Ален Бернарден позвал меня в труппу, но когда я вышла на сцену, то оказалось, что я слишком высока. Там максимальный рост – метр семьдесят три, а у меня – метр семьдесят восемь. Я выбивалась из линии, а когда поднимала ногу, то доставала ею чуть ли не до потолка. Тогда месье Бернарден посоветовал мне попытать счастья в «Лидо» и в «Мулен Руж», что я и сделала. Меня приняли в оба кабаре, но я предпочла «Мулен Руж». Это настоящий театр. Конечно, свою чувственность можно выразить на любой сцене. В «Крейзи хорс», где шоу более эротическое, совершенно другой стиль. И мне, как зрителю, нравится «Сумасшедшая лошадка», но работать я предпочитаю в «Мулен Руж».
– Нужно ли иметь сильный характер, чтобы преуспеть в шоу-бизнесе?
– Не сильный, а очень сильный. Потому что очень легко сломаться. Никогда нельзя говорить себе: я такая замечательная, что мне ничего не страшно. Выбить из седла может многое – даже обидное слово. Человека хрупкого подрывает любая неудача в личной жизни.
– Значит, в кабаре надо уметь работать не только ногами?
– Желательно и локтями.
– Разве можно обойтись в кабаре без покровителя?
– Разумеется, можно, хотя многие считают, что в Париж без связей не попадёшь. Нужны, мол, какие-то ходы, надо с кем-то чего-то где-то... Но практически любой человек может прислать в парижское кабаре на просмотр свою видеокассету, и если он подходит, то его пригласят на кастинги, которые проходят практически круглый год.
– Насколько я понимаю, длина ног важна не только для канкана, но и для жизни?
– Во всяком случае, мне мои ноги не мешают. Надеюсь, даже помогают.
– Вас вначале не смущало, что надо появляться на сцене топлесс?
– Когда я выхожу на сцену, на мне такое количество бижутерии, что я и не думаю о том, топлесс я или нет. К тому же поначалу я больше всего была сосредоточена на хореографии: не сбить бы никого с ног и самой не упасть. Топлесс ведь не самоцель. Наше шоу для всех возрастов. Его страшно любят дети, для которых поход в «Мулен Руж» – это прежде всего праздник.
– Танцовщиц, наверное, держат в чёрном теле?
– Эта профессия прекрасна ещё и тем, что обязывает тебя быть в форме и день и ночь. У нас, конечно, есть так называемые «капитаны», хореографы, «худруки», которые нас контролируют, делают замечания, иногда просят сбавить пару килограммов. Нас взвешивают, когда мы подписываем контракт, и если впоследствии замечают большое отклонение, заставляют взвешиваться повторно. Русские дисциплинированны, они избегают отклонений.
– Случаются ли в «Красной мельнице» романы?
– Случаются: жизнь бьёт ключом. У нас есть и супружеские пары, с детишками – всё как полагается. Другие, напротив, здесь разводятся.
– Вы не только звезда мюзик-холла, но и модель...
– Я участвую в дефиле, снимаюсь для журналов мод. Вначале работала с агентством, но теперь у меня появились постоянные клиенты, и поэтому мне больше не надо ходить на кастинги. Для меня это и дополнительный доход, и удовольствие. Я не особенно напрягаюсь.
– Одна знаменитая манекенщица говорила, что меньше чем за двадцать тысяч долларов она с постели не встаёт...
– И правильно делает. Зачем совершать лишние телодвижения?
– Вы рекламируете бельё знаменитой французской фирмы «Лиз Шармель»...
– Не только бельё, но и шубы, обувь, шляпы, свадебные платья, а также демонстрирую причёски на дефиле парикмахеров. Правда, в Париже, где холодов не бывает, шуба служит в качестве декорации, чтобы красиво одеться, а не согреться. Меха, если вы заметили, здесь больше носят дамы пожилые, нежели молодые. Во Франции интереснее иметь стильные вещи, которые можно часто менять, не выкидывая сумасшедшие деньги. Надо идти в ногу с модой, а не с роскошью.
– Какое же бельё нынче носят парижские модницы?
– В этом безумном мире каждый сходит с ума по-своему. «Лиз Шармель» остаётся классическим брендом и делает бельё, которое можно носить в любых ситуациях. В нём всегда есть какая-то пикантная маленькая деталька – кнопочка, бантик и так далее. Общей тенденции в моде на бельё нет, и нельзя сказать, что главное здесь – эротичность. Всё зависит от того, кто и как его носит.
– Ну а что сегодня самое модное из верхней одежды?
– Честно говоря, я всё меньше и меньше понимаю современную моду. И, когда прихожу в магазин, порой бываю в шоке. Иногда хожу по авеню Монтень, где представлены самые знаменитые дома мод, и не могу найти себе платье. Так, недавно мне хотелось найти что-нибудь эдакое, что подчеркнёт линию фигуры, с красивым разрезом или какой-то деталью, которая отличит меня от других. В бутиках же висели пиджаки и платья в блёстках и перьях, словно взятые напрокат из «Мулен Руж». И всё-таки у Версаче я купила красивое платье, которое было одновременно и скромным, и роскошным.
– Сегодня модельеры всё больше раздевают женщин – по крайней мере, тех, кто выходит на подиум на парадах высокой моды. Во имя чего это делается?
– Может, им не хватает фантазии, и поэтому они выпускают полураздетых манекенщиц. Ясно, что в таком платье никуда не выйдешь. Я порой остаюсь в ужасе от дефиле – да ещё если посмотреть на их цены! Мне нравятся Тьерри Мюглер и Джон Гальяно, а из классиков – Кристиан Диор и Ив Сен-Лоран.
– Помните, знаменитая шпионка Мата Хари тоже была танцовщицей и погорела на любви к русскому офицеру Вадиму Маслову. А вы не склонны к авантюрам?
– Я люблю всё новое, необычное, но безумных поступков не совершаю, ибо иногда они очень дорого обходятся. Я не могу позволить себе безрассудные вещи, потому что знавала людей, готовых на всё. Они, как правило, заканчивали свою жизнь плачевно.
– В своё время в «Мулен Руж» блистал наш танцор Владимир Балыбин, который исполнял даже роль Тулуз-Лотрека. Он уже сошёл со сцены?
– Володя ушёл, потому что ему хотелось попробовать что-то новое, да и нельзя всю жизнь работать танцором. Теперь он работает в магазине «Хьюго Босс» на авеню Опера. Он на трёх языках общается с клиентами, и дела у него идут хорошо.
– Вы превратились в профессионального фотографа и как будто взяли на себя роль Тулуз-Лотрека, фиксируя закулисную жизнь «Мулен Руж»...
– Ни на какую роль я не претендую, занимаюсь фотографией из любви к этому делу, а не из коммерческих побуждений. Может быть, когда-нибудь мои снимки и будут стоить так же дорого, как его картины, – ха-ха! Кстати, я была недавно на аукционе в Нью-Йорке, где картину Тулуз-Лотрека «Танцовщица» продали за шесть миллионов долларов. И, знаете, я испытала чувство гордости за «Мулен Руж».
– Вы снимаете только то, что происходит в «Красной мельнице»?
– Пока да. Моя первая выставка прошла в октябре прошлого года в Лондоне, там же этим летом состоится вторая, но уже в другой галерее. Я надеюсь выставиться и в Нью-Йорке. В дальнейшем мне бы хотелось снимать не только «Мулен Руж», но и высокую моду, а также делать фоторепортажи.
– Насколько я понимаю, русским Тулуз-Лотреком оказался художник Сергей Чепик...
– Я предпочитаю работы Сергея, потому что в его картинах чувствую ту жизнь, которую прожила в «Мулен Руж». Одна из его картин так и называется – «Влада», а вообще я присутствую на многих его полотнах, которые пользуются огромным успехом и продаются за очень большие деньги – до двадцати тысяч долларов.
– Вы только что вернулись из Соединённых Штатов. Вы не пробовали свои силы в заокеанских кабаре?
– В Америке я никогда не танцевала. Я туда ездила и раньше вместе с «Мулен Руж», которое отмечало свой юбилей в Голливуде. На этот раз я смотрела шоу на Бродвее и в Лас-Вегасе, побывала на фотовыставках, показывала свои снимки. Одно издательство собирается выпустить книгу моих фотографий, но для этого ещё предстоит многое сделать.
– Чем отличаются американские кабаре от европейских?
– Прежде всего размахом. В Америке всё грандиознее. Там гигантская сцена, которая даёт возможность устраивать спектакли с разными потрясающими эффектами. Но в европейских спектаклях больше тепла и шарма. Да и девушки у нас гораздо красивее. Большинство из тех, что я видела в Лас-Вегасе, в «Мулен Руж» просто не взяли бы. Русских там нет, потому что в Штатах иностранцу очень трудно получить разрешение на работу. Здесь, если у тебя есть талант, это сделать несравненно проще.
– Ну а если бы вам предложили поработать год-другой в Лас-Вегасе?
– Я бы не согласилась, даже если бы мне дали ведущие партии. Годик, конечно, можно было бы поработать в мюзик-холле, но после спектакля в Лас-Вегасе абсолютно нечего делать. Это одна большая улица, на которой ничего нет, кроме гигантских отелей и игорных домов. Мне, человеку активному, который привык заниматься одновременно десятком дел, там было бы очень скучно.
– В конце концов, в казино можно поиграть...
– Я однажды поиграла и даже выиграла. Один доллар. Я человек азартный, но предпочитаю направлять свой азарт в другое русло. Моя игра – другая.
– И что же это за игра?
– Наслаждаться каждым днём, смотреть на всё оптимистически, что-то создавать. Хотя мы, русские, слишком самокритичны, и это нам мешает...
– Ощущаете ли вы себя частью русского Парижа?
– Париж стал моим родным городом, но у нас интернациональное шоу, и с этим многое связано. Я встречаюсь с теми, кто мне интересен, а не с англичанами или китайцами. Русских здесь действительно очень много. Есть талантливые, есть бездарные, много и таких, которые вообще непонятно чем занимаются. Меня тянет не к соотечественникам, а к хорошим, интересным людям. И я от одиночества не умру, если вокруг меня не окажется русских.
– Принято считать, что в Париже жизнь комфортнее, а в Москве – интереснее...
– Я из России уехала почти девять лет назад, да и в Москве была иностранкой, так как приехала из Туркменистана. На меня поначалу в столице смотрели косо, обзывали «лимитой» и так далее. Но когда ты начинаешь выбиваться в люди, отношение к тебе меняется, с тобой начинают считаться. В Париже всё иначе: на меня смотрят как на экзотику, а не как на иностранку. Я говорю на четырёх языках, жить мне везде интересно, я и на Луне найду, чем заняться. Всю жизнь мечтала облететь Нью-Йорк на вертолёте и заснять его на плёнку. И сделала это.
– Остались ли какие-то неосуществлённые мечты?
– Прыгнуть с парашютом. Прыгнуть, чтобы ощутить кайф полёта и свободы. Я это непременно сделаю, когда закончу танцевать. В детстве у меня была травма позвоночника, а такой прыжок связан с риском.
– Французы, как известно, падки на русских девушек. С чего бы это?
– На Западе женщины добились того, что встали вровень с сильным полом. Они иногда слишком «мужественны», что нормальным мужчинам не нравится, пугает их. А русские девушки сохранили женственность и хрупкость.
– Парижане имеют опасную репутацию великих «потрошителей сердец». Так ли это на самом деле?
– Репутация такой и осталась, но только в книгах. Ну а так ли это в жизни, я просто не знаю.
– Чем французские мужчины отличаются от русских?
– Русские романтичнее, и с ними больше, чем с французами, чувствуешь себя женщиной.
– Ваш идеал ближе к русскому или французскому типу?
– Я пока не решила. Он ближе к нормальному человеку, а не к тому или другому типу.
– Вы уже француженка?
– Нет, у меня только постоянный вид на жительство. Но я связала свою судьбу с Францией.
– Вы согласились бы выйти замуж за француза?
– Почему бы нет? От смешанных браков бывают красивые дети. В любом случае я выйду замуж за того, с кем у меня будут общие интересы.
– В вашей парижской жизни вам чего-то не хватает из российского прошлого?
– Просторов. В Париже всё такое маленькое. Даже вот сейчас мы сидим с вами в кафе напротив «Мулен Руж», где один столик «прилеплен» к другому. Мне не хватает именно широты. Натура у меня, как я уже говорила, романтическая, хотя внешне, может, оно и незаметно. Я, конечно, могу играть роль бандерши, но на самом деле я достаточно скромный и застенчивый человек.
– И как же такая ваша романтическая широкая натура уживается с французской прагматичностью и расчётливостью?
– С волками жить – по-волчьи выть... Поневоле сам начинаешь рассчитывать каждый свой шаг, хотя в этом и нет ничего плохого.
– Вы человек предприимчивый и азартный. Не собираетесь в Париже открыть свой бутик?
– Здесь это очень трудно сделать, потому что придётся платить огромные налоги. Открывать своё дело я пока не собираюсь, хочу быть свободным художником. Мне хотелось бы ставить хореографию для дефиле или фотографировать, а для этого совсем не обязательно иметь свою фирму.
– «Мулен Руж» находится в двух шагах от площади Пигаль, где ночью идёт бурная жизнь. Вы в ней иногда участвуете?
– У меня бурная дневная жизнь. Разве что раз в три месяца хожу на дискотеку, но ведь когда возвращаешься домой в шесть утра, то мешки под глазами, каша в голове, день перечёркнут... В Париже есть русская дискотека, которой заведует Володя Архипов, танцующий в кабаре «Паради латэн». Он её здорово раскрутил, и там теперь собирается самая модная публика.
– Вы живёте в двух шагах от «Мулен Руж», на крошечной авеню Рашель, которая упирается в Монмартрское кладбище. Соседство, должно быть, настраивает на философский лад?
– Я хожу туда как в музей, тем более что там давно никого не хоронят. Там, кстати, покоится Ля Гулю. А также Гейне, Нижинский, Далида.
– Не страдают ли русские во Франции от своей генетической лени?
– Ленивые здесь просто не выживают. Сюда перебралась моя старшая сестра Виктория, она работает тренером по художественной гимнастике в Перпиньяне, что на юге Франции. И имеет большой успех.
– Русскую страницу своей жизни вы окончательно перевернули?
– Я не знаю, где окажусь завтра. Я такой человек, который может в любой момент уехать куда угодно. А Россия – такая непредсказуемая страна... Я хотела бы что-то сделать и в Москве. Если бы появились интересные предложения, я бы всё бросила и поехала в Россию.

Париж